Последние несколько лет добавили нам несколько иллюстраций к анализу психологии если не русских, то, скажем так, носителей ментальности “русского мира”. Кто-то вспоминает картинки штурма этими носителями донецких супермаркетов в мае 2014-го. Кто-то – историю того, как российские оккупационные войска в январе 2015-го отступили на какую-то сотню метров на крымском Чонгаре, и что украинцы увидели при отступленнии россиян в пункте пропуска (имеющееся видео не передает всей “красоты”, потому что свидетели пишут об экскрементах, оставленные в электрическом щитке). Что уж говорить о свидетельствах с деоккупированных территорий после полномасштабного вторжения России в Украину в 2022 году.
Явление оказалось вполне архетипическим, что доказывает… Станислав Лем. Да, да, великий польский писатель и философ, из деда-прадеда львовянин. Об этой стороне русского характера (еще и по сравнению с ментальностью немецких нацистов, которую будущий фантаст мог наблюдать во Львове в 1941-1944 годах) он, оказывается, рассказал в письме к Майклу Кендлу, американскому переводчику его произведений на английском языке, отправленному из Берлина в мае 1977 года.
Отрывок из письма Станислава Лема:
[...] Собственно, все то, что следовало бы сказать о советах, уже много раз, отчетливо и подробно сказано, написано и опубликовано. Здесь [в Берлине] я, естественно, читаю книги, которые не могу раздобыть в Польше, в т. ч. личные воспоминания немцев, по которым прокатилась лавина Красной Армии в году разгрома Гитлера, 1945, преимущественно мемуары из Померании (Pommern). Заметки одного врача, в графа, между прочим, верующего человека, прошедшего через этот ад, видевшего все, что могут сделать русские, сформированные в этой чудовищной системе, поэтому эти воспоминания были для меня кое-где формулировками моих собственных мыслей и суждений, которые я разве что на бумаге не зафиксировал. Хотя я не видел ничего из того, что он видел. Жестокость немцев, заходивших в оккупированную страну при Гитлере, не сравнима по своему масштабу и широте опыта с советской. Немцы – сначала банальности – были методичны, планомерны, придерживались приказов обезличенно и вообще механически; они считали себя Высшей Расой, а нас, евреев, – Ungeziefer, обреченными на истребление паразитами, паразитами столь коварными, одаренными такой хуцпой, что эти паразиты осмелились благодаря лобурацкой мимикрии обрести сходство с человеком. В то же время, русские были кодлом, осознававшим свою подлость и низость, бессловесным, глухим, подстрекающим ко всякому разврату; так, насилуя 80-летних бабушек, раздавая смерть от нехоти, вскользь, между прочим, круша, разрушая и уничтожая все признаки достатка, лада, цивилизованной состоятельности, демонстрируя в бескорыстии этого уничтожения немалую изобретательность, инициативу, внимание, сосредоточенность, напряженность воли - они мстили не только немцам (в конце концов, другим!) за то, что немцы устроили было в России, но и мстили всему миру за пределами своей тюрьмы местью, самой подлой из возможных: ведь они обсырали все – никакие животные не демонстрируют подобной, так сказать, экскрементальнной ярости, которую демонстрировали русские, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные салоны, больничные залы, биде, клозеты, испражняясь на книги, ковры, алтари; в этом сранье на весь мир, который они теперь могли, какая же это радость!, запинать, раздавить, обосрать, а ко всему еще и изнасиловать и убить (они насиловали женщин после родов, женщин после тяжелых операций, изнасиловали женщин, лежавших в лужах крови, насиловали и срали; а кроме того они должны были красть наручные часы, и когда какой-то их бедный солдатик не имел этого шанса среди немцев в госпитале, потому что его предшественники забрали все, что можно было забрать, он расплакался из сожаления и одновременно восклицал, что если немедленно не достанет наручных часов, то застрелит трех первых встречных). Как-то в Москве, в 61 году, я наведался после 12 ночи, приехав прямо с аэродрома, в ресторан "эксклюзивного отеля" (на улице толпа других желающих забав тщетно пробивались к гостиничной двери) - и хотя там никто никого не насиловал, не убивал и не обсырал, я видел то же самое, и это произвело на меня незабываемое впечатление, я назвал их обезумевшей ордой, поскольку они не верят в Бога, то есть, я видел людей, которым отсечено ценности, тотально ампутирована этика; это было действительно отвратительное зрелище.
Эти истории, эти диагнозы известны, и наша цивилизация делает все возможное, чтобы скрыть, затоптать, похоронить, не заметить, не признаться в этом, а если не удастся, то explain away [объяснять как можно проще].
Советская система как corruptio optimi pessima [испорченность того, что лучшее] de facto есть система взращивания всех черт, на которые вообще способен деградировавший человек. Предательство близких, истязание друзей, ложь на каждом шагу, жизнь в фальши от колыбели до могилы, попрание традиционных ценностей культуры и цементирование отдельных формальных сторон этой культуры; ведь понятно, что эти изнасилование, убийства и обсырания - одна сторона медали, а другая - советское пуританство, викторианство, "отечественность", "патриотизм", "коммунистическая мораль" и т.д. Что тут писать, что добавить! А такого радикального неверующего, как я, мысль о том, что Бога нет, а сатана, наверное, есть, ПОСКОЛЬКУ есть Советы, - эта мысль должна одолевать снова и снова. Огромная власть, с фальсифицированной идеологией (в нее никто не верит), с фальсифицированной культурой, музыкой, литературой, образованием, общественной жизнью - все фальсифицировано от А до Я, так добросовестно, под таким напором репрессий, с таким полицейским надзором, что эта мысль как будто возникает сама собой: кому это может служить лучше, чем Повелителю мух [сатане]??? Я знаю, что его нет - и в каком-то смысле это даже еще хуже как диагноз, из-за отсутствия негативного полюса трансцеденции.
Источник: Збруч , Lem S. Listy, albo opór materii, Краков: W-wo Literackie, 2002, s. 261-263.
Статью к публикации подготовили добровольцы Центра Гражданского Сопротивления "Res Publica".
